Пробираясь по мрачным, разрушенным улицам дна грота, он испытывал острую печаль, видя темные дома, крыши которых обрушились от взрывов. Верхний город был обезображен и опустошен. Две бриллиантовые колонны, поддерживавшие исполинский свод грота, были взорваны, и обвалившаяся крыша погребла под своими обломками жилой комплекс субоидов.

Едва удерживая горестный стон, К'тэр понял, что почти все величайшие иксианские общественные украшения и архитектурные шедевры были разрушены, включая стилизованный лайнер, который украшал Центральный Собор. Был поврежден даже искусственный небесный свод, который выглядел теперь грязным и пятнистым. Твердолобые и фанатичные тлейлаксы никогда не отличались любовью к искусству. Они считали, что оно только мешает.

Он вспомнил, что Кайлея Верниус увлекалась живописью и подвижной скульптурой. Она часто обсуждала с К'тэром разные стили живописи, которые были в бешеной моде на Кайтэйне. Девушка жадно собирала все туристические сувениры, которые привозил отец К'тэра, бывавший на разных планетах, выполняя свои посольские обязанности. Но теперь искусства нет, как, впрочем, нет и Кайлеи.

Юношу снова, в который уже раз, парализовало нестерпимое одиночество.

Проскользнув незамеченным в разрушенное строение, которое когда-то было ботаническим парком, К'тэр внезапно остановился, словно какая-то сила пригвоздила его к земле. Что-то попало ему в глаза, и он лихорадочно принялся их тереть, чтобы снова видеть.

Над закопченным камнем поднялся смутный, едва различимый образ знакомого старика. К'тэр мигнул – это разыгралось его буйное воображение или просто в воздухе осталось голографическое изображение какой-то страницы чьего-то дневника, а может быть, что-то еще? Юноша не ел весь день, он был напряжен и устал до того, что был готов рухнуть. Но образ был здесь. Или его не было?

Сквозь копоть и едкий дым он узнал старого изобретателя Дэви Рого, хромого гения, который любил близнецов и всегда знакомил их со своими новинками. К'тэр едва не задохнулся, а видение начало что-то шептать надтреснутым, ломким голосом. Был ли это призрак, видение, галлюцинация безумца? Кажется, эксцентричный Рого говорит К'тэру, что надо делать, какие технологические компоненты ему нужны и как составить из них единое целое.

– Ты реален? – спросил К'тэр, подступив ближе. – Что ты говоришь мне?

Смутный образ старого Рого почему-то не отвечал на этот вопрос. К'тэр ничего не понимал, но внимательно слушал. У его ног лежали разбросанные куски проволоки и металлические детали какой-то машины, которую разметал вдребезги равнодушный взрыв. Это те самые детали, которые мне нужны.

Юноша тревожно осмотрелся, не видят ли его ненужные свидетели, и наклонился над обломками. Он собрал куски, которые одновременно всплывали в его памяти как нужные детали какой-то неведомой конструкции вместе с остатками каких-то иных технологий. Маленькие кусочки металла, кристаллы плаза, электронные ячейки. Старик вселил в него какое-то вдохновение.

К'тэр рассовал детали по карманам, что-то спрятал под одеждой. Все круто изменится под правлением тлейлаксов, и тогда любые крохи цивилизации Икса могут оказаться драгоценными во время всеобщей разрухи. Тлейлаксы, конечно, все конфискуют, если найдут К'тэра…

В последующие дни, продолжая поиски, К'тэр больше ни разу не видел призрак старика, так и не поняв, кого он встретил, но он продолжал тяжко работать, собирая техническую коллекцию, свой ресурс. Он продолжит битву.., если потребуется, в одиночку.

Каждую ночь он проскальзывал под носом у врагов, которые устраивались, как надолго пришедшие оккупанты. К'тэр опустошал брошенные здания верхнего и нижнего города, прежде чем восстановительные команды успеют убрать развалины и ликвидировать столь нежелательную для них память.

Вспоминая, что шептало ему видение Рого в его воображении, он начал создавать.., нечто.

Когда спасательные корабли Атрейдесов вернулись на Каладан и приблизились к космопорту города Кала, старый герцог не стал готовиться к пышным торжествам. Время и обстоятельства были слишком мрачными для обычных протокольных встреч с министрами, оркестрами и знаменосцами.

Герцог Атрейдес стоял на открытом воздухе и смотрел в синее небо, щурясь от яркого света слегка прикрытого облаками солнца, ожидая посадки кораблей. На голове герцога красовалась его любимая шапка из пятнистого китового меха – дул довольно холодный порывистый ветер, – хотя эта шапка никак не подходила к его камуфляжному кителю. Все положенные по такому случаю вассалы и придворная гвардия ожидали в полной готовности возле принимающей платформы космопорта, но герцогу не было никакого дела до одежды и впечатления, которое он производил на окружающих. Самым главным было другое: радость от того, что его сын возвращается домой, живой и невредимый.

Леди Елена, выпрямив спину, стояла рядом с мужем, одетая в формальное платье и шляпу, внешность и одежда ее были, как всегда, безупречны. Как только фрегат приземлился на посадочную площадку, Елена посмотрела на мужа с видом: ?Я же тебя предупреждала?, потом сложила губы в приветливую улыбку так, чтобы все это видели. Никто из присутствующих никогда бы не догадался, сколько раз супруги ссорились, пока лайнер, везший домой их сына, был в пути.

– Я не могу понять, как ты смог предложить этим двоим убежище, – говорила она спокойным, но ледяным тоном. Губы ее при этом продолжали улыбаться. – Иксианцы преступили запреты Джихада и теперь платят за это. Опасно вмешиваться в наказание Бога.

– Эти двое детей Верниуса невинны и останутся гостями Дома Атрейдесов до тех пор, пока в этом будет необходимость. Зачем ты ссоришься со мной? Я уже принял решение.

– Твои решения – не скрижали, выбитые в камне. Если ты прислушаешься ко мне, то, возможно, пелена спадет с твоих глаз и ты сумеешь разглядеть опасность, с которой мы столкнемся из-за их присутствия здесь. – Елена стояла на таком расстоянии от мужа, на котором должна была стоять по правилам хорошего тона. – Я беспокоюсь о нас и нашем сыне.

Корабль, приземлившись, выпустил опоры и замер. В отчаянии Пауль обернулся к жене.

– Елена, я многим обязан Доминику Верниусу, больше, чем могу тебе сказать, и не могу бросаться своими обязательствами. Даже если бы я не был обязан ему жизнью, если бы не было клятвы на крови, которую мы дали друг другу после битвы при Эказе, то и тогда я бы все равно предложил приютить его детей. Я сделал бы это от души не меньше, чем из чувства долга. Смягчи свое сердце, женщина. Подумай о том, что пришлось перенести этим двум детям.

Порыв ветра взметнул светло-рыжие волосы Елены, но она не дрогнула. По иронии она оказалась первой, кто приветственно махнул рукой детям, выходящим из корабля. Углом рта тем не менее она продолжала говорить:

– Пауль, ты сам подставил шею под топор имперского палача и при этом еще улыбаешься! Мы заплатим за это безумие, и ты не представляешь себе цену. Я хотела, чтобы всем было лучше.

Телохранители и гвардейцы старательно делали вид, что ничего не слышат. Зелено-черное знамя хлопало на сильном ветру. Трап корабля открылся и выдвинулся вперед.

– Неужели только я один думаю о нашей фамильной чести, а не только о политике? – прорычал Пауль.

– Тес! Не говори так громко.

– Если бы я жил только для того, чтобы принимать безопасные решения, то никогда не стал бы мужчиной, и совершенно точно не был бы достоин того, чтобы называться герцогом.

Солдаты прошли вперед церемониальным маршем и застыли по стойке ?смирно?, образовав коридор, по которому должны были пройти трое спасенных с Икса. Лето появился первым, сделал глубокий вдох родного, напоенного морским ароматом воздуха, моргнул в неярком туманном свете солнца Каладана. Он был чисто вымыт и одет в чистую одежду, но в его облике чувствовалась усталость; кожа сохранила сероватый оттенок, темные волосы свалялись, брови над ястребиными глазами хмурились от невеселых дум и тяжелых воспоминаний.

Лето еще раз сделал глубокий вдох, словно ему было мало насыщенного йодом ветра, дувшего от берега недалекого моря, аромата рыбы и коптилен. Дома. Сейчас он не хотел больше никогда и никуда уезжать с Каладана. Он посмотрел вперед, ему не терпелось увидеть ясные молодые глаза отца, которые горели от предвкушения скорой встречи с сыном и от ярости по поводу того, что случилось с Домом Верниусов.